ФИЛЬТРУЮЩАЯ СПОСОБНОСТЬ МОЗГА

Рассмотренные нами три приема понимания текста интуитивно использует большинство читателей. Однако, как показали эксперименты Л. П. Доблаева[1], целенаправленное обучение этим приемам значительно повышает продуктивность осмысления различных текстов.

Проведенный краткий разбор этих приемов показывает сложность и комплексность процесса мышления и восприятия любого текста. При быстром чтении понимание текста носит активный и свернутый характер и использование рассмотренных выше приемов осмысления безусловно полезно.

Рассмотрим теперь некоторые особенности процесса понимания более подробно. При этом, как и ранее, будем опираться на известные науке закономерности работы мозга.

Понимание — один из результатов умственной деятельности. Если человеческое мышление — это переработка полученной информации, то понимание определяет полноту и эффективность этой переработки. Мало только увидеть какой-либо предмет. Осмыслить его содержание и осознать назначение — вот конечная задача человека. Эта особенность известна давно. У крупнейшего австрийского поэта Р. М. Рильке мы находим такие строки:

...Зренье свой мир сотворило,

Сердце пускай творит из картин,

Заключенных в тебе, ибо ты

Одолел их, но ты их не знаешь...

В этих строках можно увидеть модель усвоения информации человеком, если слово “сердце” заменить словом “мозг”. В самом деле, мозг человека — хранилище разнообразной информации, накопленной в результате опыта и обучения. Этой информацией человек пользуется в течение всей жизни. Каждую секунду он извлекает из этого гигантского хранилища нужные сведения. И при чтении текста человек не только получает новую информацию, но и извлекает из глубин памяти уже имеющуюся.

В коре головного мозга сливаются как бы два потока информации: внешней и внутренней. Как же происходит их последующая обработка? Мы уже знаем, что в основе работы головного мозга лежит взаимодействие различных структур коры больших полушарий, — правого и левого. Мозг фильтрует информацию, сжимает ее, освобождая от излишней.

Хотя этот механизм еще не до конца изучен, уже сейчас можно предположить, что в мозге человека есть специальный алгоритмический фильтр, который при чтении текста пропускает для дальнейшей обработки только осмысленные словосочетания. Эта закономерность работы мозга была установлена проф. Н. И. Жинкиным, наблюдавшим со своими коллегами случаи расстройства речи ребенка.

Однажды в клинику поступила девочка Алла С. 9 лет с диагнозом: расстройство речи. Алла хорошо понимала значение отдельных слов, но когда ее просили оценить смысл простых предложений, она терялась и путала простейшие грамматические конструкции. Например, ее спрашивали, можно ли сказать: “Суп из гороха”? Она отвечала: “Можно”. Но и на вопрос о том, можно ли сказать “Чулки из камня, суп из чулок, чулки из супа” и т. п. она тоже ответила утвердительно, явно не понимая бессмысленности этих предложений. Как установили, у Аллы возникло заболевание, которое называется “грамматическая афазия”, или “смысловая глухота”. Выражаясь образно, у нее в смысловом фильтре образовались большие дыры, через которые проникали бессмысленные словосочетания. Алла не воспринимала смысла слов и поэтому понимала обращенную к ней речь пассивно, механически. Слова не привлекали ее внимания. Для нее все равно — чулки из ниток или чулки из супа. При этом она хорошо знает, что означают отдельные слова “нитки”, “чулки”, “суп”. Она органически не могла конструировать смысловые ряды — пары значимых слов.

После выяснения природы заболевания девочка была успешно излечена, а анализ заболевания дал интересный материал для разработки проблемы “грамматика и смысл”. Как установил Н. И. Жинкин в ходе этого исследования, на стадии обработки поступающей информации в человеческом мозге есть специальный функциональный алгоритмический фильтр, который не пропускает для дальнейшей обработки бессмысленные словосочетания. Пока никто еще не измерил эффективности использования этого тонкого механизма в человеческом мышлении. Однако есть основания полагать, что потенциальные возможности этого фильтра большинство людей использует очень слабо. При чтении человек должен мгновенно оценить смысловую сторону сообщения и наметить пути дальнейшей его обработки. Причем характерно, что формальная грамматика текста данного языка не имеет существенного значения для восприятия смысла. Так, если составить бессмысленную фразу, хотя грамматически и правильную, то она не будет обрабатываться. Например: “Зеленые идеи яростно спят”. И наоборот, словосочетание, даже построенное с нарушением грамматических норм, но легко поддающееся осмыслению, мозгом воспринимается и обрабатывается успешно. Например: “Моя твоя не понимай”.

Это обстоятельство было отмечено и выдающимся советским психологом Л. С. Выготским, который говорил, что необходимо уметь различать законы развития смысловой стороны речи и ее внешнего физического оформления, выражающегося в правилах построения предложений, правил грамматики и т. п. То, что с точки зрения грамматики языка является ошибкой, “может иметь психологическую ценность на уровне мышления”. В доказательство этого он приводил пушкинские строки:

Как уст румяных без улыбки,

Без грамматической ошибки

Я русской речи не люблю.

Знаменитое чеховское предложение: “Подъезжая к сией станции... у меня слетела шляпа”, — также дает пример такого психологически понятного, но грамматически неправильного предложения.

Из сказанного следует, что для развитого взрослого человека естественно использовать более информативный язык, хотя иногда и в ущерб строгим грамматическим правилам. Однако это последнее утверждение вовсе не отрицает необходимости самого глубокого изучения грамматики. Исследования, проведенные в последние годы, показали, что линейность внешней речи, фиксируемой в текстах, не доказывает линейного восприятия текста по принципу “слева направо” и элемент за элементом. Как убедительно доказали Д. Миллер, Ю. Галантер и К. Прибрам, “для того, чтобы ребенок обучился всем правилам этой грамматической последовательности ... он должен был бы выслушать приблизительно 3020 предложений в секунду, для того чтобы воспринять всю информацию, необходимую для формирования грамотного предложения”[2]

Рассмотренная закономерность работы мозга объясняет и тот факт, что человек в любом, даже, казалось бы, в самом бессмысленном, выражении: пытается отыскать смысл. Здесь можно напомнить читателям об известном психологическом эксперименте академика Л. Щербы. На одной из лекций по языкознанию он предложил студентам изложить содержание следующей фразы: “Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка”.

Несмотря на кажущуюся бессмысленность этого предложения, большинство студентов нашли, что в этой фразе говорится о том, что какое-то существо женского пола “наподдало” другому существу мужского пола и продолжает те же действия по отношению к его детенышу. Мы также повторили этот опыт. В одном из наших экспериментов предложили испытуемым следующую фразу: “Швыдкая чурла незденко сигла по донку и одвырла чурта с чурятами”.

И в этом случае большинство испытуемых правильно осмыслили структуру этого текста.

Еще более интересный факт приводит проф. А. А. Реформатский в одной из последних своих работ, которая называется — “Компрессивно-аллегровая речь”: “Мы заметили, что часто, выйдя из нашего домика, Ф. И. Шаляпин... громким раскатистым басом что-то кричал на всю улицу. Слов мы понять не могли, и нам слышалось лишь:

— В-о-о!

После этого странною возгласа со всех концов съезжались таратайки...” Далее А. А. Реформатский пишет: “Как же извозчик в этом „В-о-о!” смог опознать слово „извозчик”? Ведь тут и слоговость не та, и нет ни головы, ни хвоста, да еще такого „характерного” для русского языка, как ,,-щик”... остался только один ударный двухфонемный слог, и это не корень, не основа. А все-таки извозчик приехал. Он услышал и понял. “ ... ” В этом, собственно, и содержится секрет компрессивно-аллегровой речи. А понял извозчик потому, что этого возгласа, где остальное „компрессировано”, достаточно для речевого общения благодаря известности ситуации речи.

Данный случай — исключительный и даже не вполне точно отвечающий данным параметрам явления. Но очень показательный и убедительный. В нашем ежедневном речевом общении мы постоянно пользуемся этой компрессивно-аллегровой манерой, и это безусловно интересный факт лингвистики речи”.

В самом общем случае можно сказать, что живой язык стремится свести к минимуму усилия акта коммуникации: пишем четыре, а говорим “четые”, пишем “пожалуйста”, а говорим “пожалста”. Этот принцип реализуется не только в речи, но и при чтении — это необходимо знать и уметь использовать при быстром чтении.